Неточные совпадения
Даже, бывало, в праздничные дни, дни всеобщего жалованья и угощения хлебом-солью, гречишными пирогами и зеленым вином,
по старинному русскому обычаю, — даже и в эти дни Степушка
не являлся к выставленным столам и бочкам,
не кланялся,
не подходил к барской руке,
не выпивал духом стакана под господским взглядом и за господское
здоровье, стакана, наполненного жирною рукою приказчика; разве какая добрая душа,
проходя мимо, уделит бедняге недоеденный кусок пирога.
Он
не учит детей и
не одевает, а смотрит, чтоб они учились и были одеты, печется о их
здоровье,
ходит с ними гулять и говорит тот вздор, который хочет,
не иначе как по-немецки.
«Пю» —
не пью, а пю, — пояснил Ярченко. — «Пю за
здоровье светила русской науки Гаврила Петровича Ярченко, которого случайно увидел,
проходя мимо
по колидору. Желал бы чокнуться лично. Если
не помните, то вспомните Народный театр, Бедность
не порок и скромного артиста, игравшего Африкана».
— А для народа я еще могу принести пользу как свидетель преступления… Вот, поглядите на меня… мне двадцать восемь лет, но — помираю! А десять лет назад я без натуги поднимал на плечи
по двенадцати пудов, — ничего! С таким
здоровьем, думал я, лет семьдесят
пройду,
не спотыкнусь. А прожил десять — больше
не могу. Обокрали меня хозяева, сорок лет жизни ограбили, сорок лет!
Покровский был бедный, очень бедный молодой человек;
здоровье его
не позволяло ему
ходить постоянно учиться, и его так,
по привычке только, звали у нас студентом.
Гурмыжская. Вы
не судите
по наружности. Он, бедный, слаб
здоровьем, и, представьте себе, какое несчастие! Он поэтому отстал от своих товарищей, так что все еще был в гимназии и, кажется, даже еще в средних классах. У него уж и усики, и мысли совсем другие, и дамы стали им интересоваться; а он должен с мальчиками, шалунами,
ходить в школу. Это унижало его, он скучал, удалялся от людей, бродил один
по глухим улицам.
— Мы еще многому-то,
по слабости
здоровья,
не начинали учить; теперь иногда семинарист
ходит, — отвечала мать.
Ире гезундхейт! [Ваше
здоровье! — нем.] Был этот Михайла человек сложения жидковатого, характером — меланхолик,
по происхождению — из Мазеп. Обожал до безумия церковные службы; все, бывало, мурлычет: «Изра-илю пеше-ходя-ащу». Говорить много
не любил, но когда эти разговоры пойдут, его и силой
не оттащить. Да ка́к, да что́, да куда деньги спрятали — даже надоест иногда. И глаза станут черные такие, масленые. Служил он лакеем в первом этаже.
— Я наперед это знал, — молвил Смолокуров. — И чего ты
не наплел! И у самого-то царя в доме жил, и жены-то царские в ситцевых платьишках
ходят, и стряпка-то царем ворочает, и министров-то скалкой
по лбу колотит!.. Ну, кто поверит тебе? Хоша хивинский царь и басурманин, а все же таки царь, — стать ли ему из-за пирогов со стряпкой дружбу водить. Да и как бы она посмела министров скалкой колотить? Ври, братец, на
здоровье, да
не завирайся. Нехорошо, любезный!
Но
не только она сидела: она и
по садику бродила, и на пляж выбиралась, но и это
не облегчало понимания. Походит и начнет себя спрашивать: «Что же это я
хожу?» Кроме того, на пляже встречалось много знакомых дам — у нее всегда набиралось множество знакомых — и начиналась болтовня, приятные разговоры о
здоровье и дачниках, и совсем терялось соображение, где-то в самом низу задыхалась придавленная мысль. И опять вопрос: «Что же это я говорю? Все говорю и говорю?»